Николай Иванович Логинов

 

 

 

 

 

РАЗБОЙЩИНА – ЭТО ЛЕГЕНДА

(Краткая история посёлка Соколовый)

 

 

Книга I

ГОРЕЛЫЙ БУЕРАК

 

(1989 г.)

Памяти жены моей Шишкиной

Зинаиде Фёдоровны посвящается.

 

“… И где-то тут и о тебе

Моя душа с тоски исходит…”

 

 

Это было в 1960 году

В том году мы жили в домике, который стоит на школьном дворе и по сегодняшний день. В начале мая, часов в 8 утра, мне нужно было сходить в школу, которая тогда располагалась в барачном помещении на Октябрьской улице. Выйдя за дом, я заметил очень пожилого человека, высокого роста, с седой до белизны окладистой бородой и длинными, назад причёсанными волосами, которые редко выступали из-под серой шляпы. Одет он был в серый костюм широкого покроя, а обут в невысокие серые парусиновые сапоги. Через левое плечо был перекинут аккуратно сложенный осенний плащ пепельного цвета.

Во всей его внешности проступала аккуратность, опрятность, интеллигентность.

Человек стоял у дуба, который и по сегодняшний день растёт за домом, и как бы обнимая его, что-то тихо шептал.

Минут через 15, возвращаясь из школы, я увидел, что человек в той же позе продолжал стоять у дуба. Лицо его выражало глубокую грусть и тоску. Он как бы весь ушёл в свои мысли и думы и никого и ничего не замечал. На глазах под яркими весенними лучами солнца блестели слёзы. Когда я уже поравнялся с ним, он, крепко обхватив дуб и всем телом прислонясь к нему, начал, как самое дорогое существо, горячо поцеловал его. В этот миг сильный порыв ветра упёрся в зелёную крону дуба, и он, будто отвечая на ласку незнакомца, своим стволом сделал резкий качок в его сторону. Эта неожиданная оживлённость дуба разбудила незнакомца, и он, разжав руки от его ствола, как-то тихо зарыдал.

Мне показалось, что человек серьёзно не здоров и поэтому решился подойти к нему.

- Скажите, может, чем Вам помочь? – спросил я его.

- Нет, - ответил он, и, немного помолчав, продолжал: Приехал проститься – время подходит, на девятый десяток перевалило. Так уж у нас было принято: каждый житель села перед женитьбой, после рождения сына или дочери или перед смертью должен был по зову души и сердца отдать долг уважения и почтения вечной памяти первооснователя Разбойщины ДМИТРИЯ БЕЗРОДНОГО, прийти или приехать к его могиле и низко поклониться ей. Ведь почти сотню лет он для жителей села был и старейшиной, и лекарем, и священником, и отцом родным. Велика была мудрость этого человека. А о его скромности и справедливости нечего и говорить.

- Простите, он разве у этого дуба был похоронен? – прервав его, спросил я.

- Нет, эго могила и могила его невесты были на Лазоревой горе. Эта гора была для нас святыней святынь. Туда мы ходили только в праздничной одежде, как в храм божий, с открытой душой и чистым сердцем, для совершения клятвенного торжества или покаяния в грехах своих, - ответил он.

- А где эта Лазорева гора?

- Лазоревой горой называется самый высокий холм за кладбищем.

- А Вы были там?

- Да. Но там всё осквернили, не узнать, ни единого лазоревого цветочка. Да нет и самих могил. Исчезли и мраморные памятники деда и его вечной невесты Анюты. Нет и следов от чугунных оград их могил, нет и зелёной рощи вокруг могил.

  - А что же Вас привело к этому дубу, не священным ли деревом он считался у местных жителей?

- Нет, этот дуб никогда не считался у моих односельчан священным, да и не мог он считаться таковым. У нас идолопоклонников не было, да и дуб слишком молод, чтобы им быть. Он на пять лет моложе меня, он ровесник моему покойному брату, который родился весной. Мы с отцом в тот день посадили дубок, поэтому мы с ним как родные братья, почти одногодки. У нас обычай такой был, как только в семье рождался мальчик, в тот же день сажали дерево мужского рода, если девочка рождалась, то дерево женского рода. Вот и выросла эта зелёная роща между Верхней и Нижней улицей к Нахаловской. Сколько было деревьев, столько значит и рождалось в семье детей. В этой роще, как в парке, по вечерам отдыхали, как взрослые, так и дети. Здесь были и цветники, и источник родниковой воды. Да, как здесь было красиво, очень красиво.

Его лицо, изборождённое многочисленными крупными и мелкими морщинами, приняло какое-то восторженно-задумчивое выражение. Наверное, в этот момент в его сознании промелькнули воспоминания о былых прелестях в этой роще, а может быть, именно в этой роще была завязка его счастья. Наверное, только счастливые люди могут так долго сохранять своё здоровье, подтянутость, стройность, благодушие и чистый здоровый рассудок.

В это момент к нам подошли моя жена Шишкина Зинаида Фёдоровна и моя тёща Шишкина Мария Михайловна. Извинившись за вторжение, они пригласили незнакомца пройти в дом, чтобы позавтракать и попить чаю.

Выслушав их, незнакомец с чуть заметной улыбкой от души поблагодарил за внимание и гостеприимство и, заторопившись, быстро вынул из кармана брюк золотые часы с некрупной серебряной цепочкой. Нажав на кнопку, он открыл крышку часов, посмотрел время и воскликнул:

- О! Я заболтался, мне пора ехать в Саратов на вокзал, через три часа уходит мой поезд. Когда я собирался сюда, то думал, что здесь сохранился «Дедушкин музей». И эти часы, и этот складной ножичек думал подарить музею.

Вот эти часы подарила мне когда-то сама матушка Татьяна Ефимовна после смерти мужа, священника Ивана Александровича Горизонтова, за мою большую заботу о школе, а нож подарил сам Дмитрий Дедушкин, когда мы ещё были мальчишками. И он, низко поклонившись нам, быстро зашагал к автобусной остановке. Пройдя метров двадцать, он замедлил шаг и на ходу громко сказал:

- Разбойщина – это легенда, гражданин!

Да и мне уже нужно было бежать на работу. Неожиданная встреча так же неожиданно оборвалась. Старик оставил много загадок. Откуда, с чего и с кем нужно было распутывать эту легенду?

После работы я коротко записал содержание нашего разговора с упомянутыми фамилиями, именами и названиями. Я даже не успел спросить фамилию, имя и отчество старика, и где он живёт. Но этот разговор с ним с тех пор запал мне в голову, и по сегодняшний день он будоражит мне душу.

Я прочитал много исторической литературы в краеведческом музее Саратова, стараясь найти какие-то сведения о Разбойщине, но только в одной книге упоминается , что в XIX веке пытались переименовать Разбойщину на Воскресенское. Из этой затеи ничего не вышло. Разбойщинцы отвергли новое название своему селу. А почему? Ответа не было.

Начались поиски, расспросы старожилов. Жить в селе и не знать хотя бы элементарную его историю, мне, как жителю и тем более как учителю истории, было как-то неудобно перед собственной совестью и тем более перед учащимися и их родителями.

К моему счастью в этот период серьёзных вопросов по истории посёлка ни у кого не возникало. Может быть это потому, что в посёлке контингент учащихся, а следовательно и поселенцев, постоянно менялся. Они не успевали глубоко задумываться над прошлым села. А на вопрос, почему село называется Разбойщиной, был в то время и в школе и среди жителей посёлка простой, довольно трафаретный ответ:

- Жили-де когда-то здесь разбойники, грабители. Вот поэтому их поселение жители окрестных сёл и назвали Разбойщиной.

И я в начале придерживался этой версии. Но последние слова незнакомца: Разбойщина – это легенда, да и слова Лазорева гора, святыня, храм Божий, его (Дмитрия Безродного) могиле низко поклониться – не укладывались в благоразумное объяснение названия.

Вряд ли кто-то будет веками чтить память и поклоняться могилам разбойников, вряд ли у разбойников существовали святыни и храмы Божьи. Старая версия о происхождении названия села у меня отпала. Нужно было найти истинное объяснение.

Не найдя объяснения названия Разбойщина в исторической литературе, я стал собирать легенды о посёлке у стариков и особенно у тех, которые были родом разбойщинские.

Начало собиранию легенд положили тёща и жена. К тёще иногда приходила очень общительная и страстно любящая побалагурить бабка Аксинья Бочкарёва. Вот она-то и поведала легенду о вечной любви Дмитрия к своей невесте Анюте, легенду о Тимофее, о бабе Груне.

С её слов затем были записаны многие другие рассказы о первых поселенцах, об их обычаях, нравах, занятиях, об их конкретных делах. Она была живой хранительницей истории посёлка в отдельных лицах, событиях, только без хронологической последовательности фактов, без исторического истолкования причин и следствий событий и без их взаимосвязи.

* * *

Очень много поведала рассказов Прасковья Ивановна Иванова по Шмидтовскому периоду истории, но и её повести ничем не обосновывались и не имели взаимосвязи.

Большую помощь в воспроизведении истории посёлка и особенно XX века оказали Николай Григорьевич Зеленкин, Евдокия Маркеловна Иванова, Гавриил Прокофьевич Цицин, Михаил Алексеевич Зеленкин, Мария Гавриловна Пушняк, Вера Алексеевна Бажкова.

Они с определённой исторической достоверностью воспроизвели план размещения улиц села до 1933 года, название улиц, кому принадлежали дома, где располагались крестьянские гумна и сады. Они описали историю Разбойщины в годы революции и гражданской войны, в годы коллективизации.

Пушняк Мария Гавриловна помогла воспроизвести изменения посёлка в первые годы Отечественной войны.

Цицин Гавриил Прокофьевич в своём рассказе о «каменных захоронениях» помог археологически подтвердить истинность легенд «О Тимофее», «О бабе Груни», а в рассказе «О большом и малом дубовых корытах» подтвердить захоронение Анюты и Дмитрия в дубовых долблёных гробах.

Надгробный памятник Горизонтовой Татьяне Ефимовне, что был подобран Балакшиным Павлом Васильевичем у бывшей Разбойщинской церкви, - несомненное доказательство верности легенды «О блудном попе Иване и о златокудрой попадье Татьяне».

* * *

Теперь мне оставалось весь собранный материал привести в систему, расположить в хронологической последовательности, установить между рассказами взаимосвязь, определить примерное датирование событий и дать их историческое объяснение.

В ходе повествования всей истории посёлка я буду стремиться сохранять заглавия отдельных частей истории такими, какие их слышал от рассказчиков. Одновременно не буду далеко отрываться и от языка рассказчиков.

Итак, начнём листать первые страницы истории нашего посёлка.

* * *

Ночная гроза

Отряд Тимофея, куда входил и конный эскадрон (так шутя, называл отряд Якова Бешеного сам Пугачёв), насчитывал около 200 человек и 50 коней. В обозе было около 20 телег гружёных до отказа. Даже больным, старым и малым сесть было негде. Пришлось им идти пешком. Но отряд не в тот же день отправился в путь – на место будущего поселения. Нужно было подыскать наиболее удобное место для этого, то есть в стороне от трактовой дороги, где-то в лесной глухомани, но недалеко от больших степных полян, необходимых для выпаса лошадей и чтобы там были надёжные источники воды. Для розыска такого места был отправлен конный отряд из пяти человек во главе с Тарасом. Этот отряд стал подниматься вверх вдоль правого берега елшанской речушки, которая позднее стала называться Родниковой.

Верстав в двух от Елшанки в Родниковую впадала совсем небольшая речушка, названная Иваном-Борода, Безымянка. Эта речушка протекала по дну неглубокой балки с загадочным названием «Золотое дно». Недалеко от впадения Безымянки в Родниковую, более крутой склон балки был густо заросший вековыми липами. А среди них, говорят, была одна липа в обхват на троих. Проезжая мимо неё, Дмитрий уже тогда заметил в ней крупное дупло в аршинах пяти от земли, которое круто уходило вниз, в утробу это «матушки». Так же Дмитрий заметил довольно утоптанную тропу, которая извилисто спускалась со склона балки к таинственной липе. Проехав с пол версты вверх по балке, он пересёк Безымянку и поднялся на самый высокий склон балки. Дальше шёл сплошной лес.

«Делать здесь нечего» - решил он и повернул обратно.

Доехав до слияния рек, Дмитрий сообразил по оставленным вешкам, что Тарас, Иван и другие движутся вверх вдоль правого берега Родниковой. Дмитрий двинулся в том же направлении, но только вдоль левого берега реки.

Проехав вёрст пять, Дмитрий увидел Тараса и остальных. Они стояли на берегу Родниковой, при впадении в неё небольшого ручья. Тарас предлагал образовать поселение здесь, но остальные возражали. Да. Была здесь вода, но кругом рос густой лес. Где пасти коней? Такого же мнения был и Дмитрий. И это место, с уходящим в горы оврагом, позднее стало называться «Тарасов барак». Поехали выше. Верстах в трёх от Тарасова барака они остановились. Реки здесь уже не было, но были глубокие ямы, заполненные чистой, прохладной водой, а по дну правого ответвления балки бежал змейкой, озорно журча между камнями, небольшой ручей.

- Я думаю можно остановиться здесь. Смотрите, в какой широкой впадине расположена сама балка. Здесь все ветры нас минуют. Здесь можно жечь большие костры, а дыма и пламени никто не увидит издалека. Здесь и скоту будет привольно. Вон какие степные просторы, - сказал Дмитрий.

И все порешили, что здесь самое удобное место для поселения. Ныне эта балка пониже третьего пруда и начинающаяся в Падах (общего понижения под Грузинской горой) называется «Митькиным бараком».

Вернулись разведчики в Елшанку поздно ночью. Отряд Тимофея расположился на отдых на берегу родниковой речушки у мостика. Они доложили ему свои соображения. Он их одобрил. На утро решено было двинуться в путь, к месту намеченного поселения, а пока, кроме дозорных, все улеглись спать. Лишь лошади бодрствовали, с жадностью щипля сочную, краплёную росой траву. На небе яркие горели звёзды. Где-то лениво ворковала горлинка, да чибис сонливо пикал.

- Роса, да звёзды ярко горят, знать завтра ведра будут, - сказал Тимофей.

- Верна примета, да на этот раз не эта, - сказала полусонным голосом баба Груня.

- Вишь новолуние, на нижнем роге молодого месяца ведро не повесишь. К дождю, милый, к дождю… - И тут же она заснула.

Над лагерем воцарилась ночная тишина.

Ещё утренняя заря не занялась, как с гнилого угла повалили снежной лавиной грозовые облака, а за ними вперемежку, чёрные непроглядные грозовые тучи. Откуда-то вырвался порывистый разбойничий ветер, хаотично меняющий своё направление. Иногда его порывы достигали такой силы, что от них хрупкие ветки ольхи с треском ломились и с шумом разлетались в разные стороны, чуть ли не на версту, а гибкие ивы сгибались до самой земли, разметая по ней свои ветки широким веером. Высокие камыши колыхались, как разъярённые морские волны и своей застарелой листвой неприятно скрежеща шумели. Огромные тучи с какой-то жестокостью набегали на молодую луну и закрывали её. Тогда наступала непроглядная тьма. Только что ярко светящие звёзды как-то разом встревожились происходящим и быстро друг за другом укрылись за небосводом. Замолк и щебет птиц, и кваканье лягушек.

* * *

В лагере поднялась страшная суматоха. Спросонья люди не сразу вникали в происходящее. А тут… Над московским трактом сверкнула множеством рукавов ослепительная молния, и грянул такой оглушительный гром, что всем показалось, будто сам небосвод раскололся вдребезги, а земля от этого задрожала и заколыхалась под ногами как трясина. И вот чудо! Прошло мгновение, всё успокоилось и установилась такая мёртвая тишина, что каждый слышал биение своего растревоженного сердца.

* * *

И вдруг из непроглядной тьмы над головой, вначале редко, а затем стеной посыпались на землю белые шарики величиной с лесной орех. От боли, наносимой градинами, люди и лошади стали укрываться под деревьями, телегами.

Открылись ворота Емельяновского двора, и хозяин стал зазывать лагерников укрыться от непогоды в его хоромах и пристройках. Вслед за градом хлынул проливной дождь, который угомонился лишь к обеду следующего дня. Благо, что дождь был тёплым и без ветра. Мало чего он повредил. Наоборот он смыл и снёс в реки всё больное и отжившее свой век. Природа сотворила очищение над собой. Вспухшая река снесла ветхий Елшанский мост. Но зато умытая дождевою водою трава, на упитанной влагой земле, зазеленела своею первозданной молодостью, а воздух наполнился чистейшим ароматом благоухающих цветов.

Как только прекратился дождь и рассеялись истощённые тучи, откуда-то с высоты выкатилось на чистую небесную поляну яркое солнце. На широкий постоялый двор высыпали кормиться стайки прожорливых воробьёв. Слетелось несколько пар трясогузок.

* * *

К телегам стали сходиться обозники и разношёрстная государева пехота. Среди них шныряли теперь осмелевшие, босоногие, голоштанные ребятишки. Они с любопытством рассматривали невиданную одежду, в которую была одета армия мести. Их пёстрые кушаки, широкие ленты, опоясывающие талии, чёрно-красные или цветастые халаты с длинными рукавами, широкие, чёрные или коричневые шаровары с мотнёй до колена удивляли и смешили ребят.

* * *

- О батюшки! – вдруг кто-то крикнул истошным, высоким голосом на весь лагерь и с ужасом в глазах показывал в сторону Жареного бугра.

- Гляньте-ка туда, люди. На бугре вместо могучего дуба одни обгорелые пеньки стоят. Да и земля вокруг него на версту красным пеплом дымиться. Вот так чудо невиданное.

Все замолчали и устремили свой взгляд в сторону Жареного. Беспредельно потрясённые случившимся, они только покачивали головами.

- Вот теперь-то и поистине бугор стал жареным, - заметил Карп, в шутку прозванный «Рыба» за его молчаливость и немногословность.

* * *

- Ребята, смотрите-ка сколько цыганских кибиток размётано на Жареном бугре.

* * *

Вчера, после того, как пугачёвцы покинули тенистый шатёр дуба, и расположились лагерем у Родниковой, под крону дуба въехал с песнями и плясками, огромный, шумный цыганский табор. По всем видам, свадьбу богатую играли. Вот тут-то беда их и настигла.

Позже сложился о них такой сказ.

Когда молния зажгла и раздробила дуб, страшный вихрь подхватил мощные, тесно сплетённые между собой части кроны дуба, а вместе с огромными ветками и застрявшую в них часть цыганских кибиток, поднял их куда-то за чёрные тучи и понёс, как на огромном драконе, и ветки, и кибитки в сторону города. Вначале они пылали огромным костром, но ливневый дождь угомонил пламя. Спящие в кибитках цыгане, от громкого сотрясения и огня проснулись и тут же от ужаса и ожогов потеряли сознание. Очнулись они уже на земле. Сама стихия сжалилась над ними и свершила им мягкую посадку. Этому необыкновенному чуду верили тогда. Видимо что-то в нём было правдоподобного. Тут же, на месте их посадки валялась груда обуглившихся веток дуба. У этих цыган, потерявших и родных и близких, никогда уж не пробудилось желание к кочевью. И на этом же месте образовали они своё поселение и стали заниматься кузнечным делом. Добро, что угля для этого было впрок. Так якобы недалеко от Саратова выросла цыганская улица. Ныне она называется улица Кутякова.

* * *

Смерть Тимофея

Солнце давно уже село. От земли шла такая испарина, что дышать было нечем. Люди лошади были до упада вялыми и усталыми. Когда Тимофей и Митя подъезжали к месту стоянки, то обоз уже расположился цепочкой вдоль безлесного склона балки. Распряжённые кони тут же паслись на широкой поляне. Кое-где уже дымились костры. Задымила и полевая кухня отряда. Люди сидели кто на чём большими группами. Все смотрели в сторону лесного склона балки. Ещё вчера там рос лес и уходил он куда-то в горы. А сейчас на большом пространстве за балкой догорали пни вековых деревьев. Гроза и здесь сделала свои пометки. Может лес здесь загорелся от первого удара молнии, а может… и сюда долетела горящая змея с Жаренного бугра и запалила лес.

Тимофей и Дмитрий распрягли лошадей и, не стреножа, пустили их в общий табун. Телегу, как и все, оставили не разгружённой, но на ней не хватало трёх сундуков. Пугачёв, выдавая их Тимофею, предупреждал: «На случай крайней нужды».

Эти сундучки, с их содержимым, почти не вызывали особого интереса у первых поселенцев даже в период раздора и раскола и крайней нужды. Но через сотню лет у людей третьего и особенно четвёртого поколения, они обрели таинственную легенду ценного «Пугачёвского клада». Эта легенда сыграла впоследствии неисправимую коварную роль. Алчные к лёгкой наживе люди в поисках этого клада разрушили захоронения и постройки многих жителей посёлка, связанные с именем первооснователя Разбойщины – Дмитрия Безродного.

* * *

Когда Тимофей с Митей подошли к «вечерне», как в шутку называли общий сбор, баба Груня первая нарушила молчание:

- Смотри-ка, Тимоша, какую благодать нам Бог сотворил. Целое поле с чудо-землёй нам подготовил. Здесь столько пепла и золы, что многие годы с этого поля мы будем собирать невиданные урожаи. Пока земля мокрая, завтра же нужно её засеять рожью.

- Пожалуй, - односложно, уставшим голосом, ответил Тимофей.

- Баба Груня, ненароком здесь навеки селиться собралась, - заметил кто-то из сидящих.

Но завтра и послезавтра сеять не пришлось.

Тимофей тут же стал давать распоряжения, куда и что из телег нужно разгрузить и где сложить. После этого разгруженные вещи аккуратно накрыли пологами.

- Ать опять может разненаститься?

- Не бойся, Тимоша, дождя не будет, - заметила баба Груня.

* * *

И вновь все замолчали. Усталость брала своё. Скоро с кухонного стана послышались три удара деревянным половником о медный котёл. Зов к ужину. Ужинали уже при свете большого костра. После ужина все стали готовиться ко сну. Тимофей распорядился насчёт караульных. Они заняли свои места, а сам он сел на большой, сваленный бурей, вяз спиною облокотясь на толстый сучок, как на спинку кресла. Нужно было глубоко продумать весь план работ на завтра. Нельзя было сейчас терять ни одного часа. Впереди дождливая осень и студёная зима. Дозорных предупредил, чтоб они его не беспокоили до утра. Скоро уставший лагерь успокоился и заснул беспробудным сном. Воцарилась тихая, звёздная, августовская ночь.  Отсюда, с впадины, небосвод казался особенно высоким, а горизонт совсем близким. Было тепло, безветренно. Звёзды не мерцали, а горели ярким спокойным пламенем.

* * *

В полночь, когда луна засверкала полным своим диском, сменился караул. Лишь Тимофей с вечера сидел в своём «кресле» неподвижно, окинув немного голову назад.

- Ну…, батя задумался крепко, - взглянув на него, с усмешкой молвил новый караульный.

* * *

В эту ночь мелким бисером раскинулись по небу сгорающие звёздочки, и где-то за горизонтом, затухающе прятались в чащах леса. В полночь, прямо над костром, посыпались с неба быстро-быстро яркие угольки, оставляя за собой, где-то там в выси мгновенные огненные ручейки. Но ни один из них не достиг и близко земли. Все они гасли без шума и дыма, где-то там в бездонной пропасти небосвода. В миг этой вспышки, один из караульных заметил, как лежащая на сучке рука Тимофея, плетью упала на колени.

Знать заснул старина окончательно, крепко, - подумал Фёдор.

Медленно шло для караульных ночное время. Но оно и не стояло. И вот уже на востоке занялась заря. Когда серьёзно начало светать, тонкий слух Фёдора уловил звук конского топота, приближающегося со стороны Родникового барака. Он хотел было будить Тимофея, но тут же разглядел, что это едет конный отряд Якова Бешеного. Когда отряд въехал в лагерь, конники соскочили с коней, и, сняв с них сёдла и уздечки, отпустили их в общий табун. Сами же, растянув на земле армяки и положив под головы сёдла, без суматохи и разговоров стали быстро укладываться ко сну.

- Где командир? – спросил Яков у одного из караульных. – Нужно доложить.

* * *

- Вон у костра, сидя на бревне, спит, - ответил подошедший Фёдор.

Яков подошёл к костру. На противоположной стороне спал Тимофей. Костёр догорал. Большая куча углей, тускло мерцая, тлела блеклым светом.

* * *

Яков подошёл к Тимофею справа. Положив свою руку на его плечо, он слегка затормошил его. Тимофей от этого стал медленно валиться в левую сторону и сползать с дерева.

- Батя, - как-то испугано и тревожно вскрикнул Яков, не давая ему упасть на землю.

- Батя, батя, - с особой нежностью и любовью, почти шёпотом позвал он Тимофея, держа его щуплое тело в своих могучих руках. Тимофей молчал.

- Батя-я-я…, в ужасе крикнул он своим протяжным и бычьим голосом на весь спящий лагерь. И, сделав несколько шагов с телом Тимофея, стал медленно опускаться на землю. Положив его на ровное место у костра, Яков обнял Тимофея за плечи, и, поникнув головою к его груди, надрывно зарыдал.

* * *

По лагерю молниеносно пронеслась весть о смерти Тимофея.

* * *

Подошла баба Груня. Она опустилась на колени и твёрдым голосом произнесла:

- Тимоша, сынок мой, надежда ты наша. Я тебя когда-то выходила, а теперь мне же и хоронить тебя придётся.

Затем поднялась, выпрямилась, и вся её поза и всё её выражение обрели решительность и уверенность.

* * *

- Нет слов, чтобы выразить, как тяжело мне говорить. Горе, ужасное горе постигло нас в сей суровый час. Трудно найти нам замену Тимофею. Почти невозможно. Он был и умом и сердце нашим. Он был для нас поистине – Батя… Но что делать? Отчаянием горю не поможешь. Государь приказал, чтобы мы не только сохранили свои силы и жизни. Он надеется на нас, как на будущую боевую силу.

* * *

Слушая бабу Груню и глядя на её выдержку, люди постепенно стали выходить из состояния отчаяния. Перестали рыдать и всхлипывать. Стали немного успокаиваться и обретать вновь надежду на своё спасение, с помощью этой мудрой, волевой и очень доброй женщины. А бабе Груне уже исполнился восьмой десяток.

* * *

 

 

 

Продолжение публикации следует…